Наталья Кравцова - Из-за парты — на войну
Степан вспомнил, что, прыгнув с поезда, он скатился в небольшой овражек. Для начала можно было спрятаться в этом овражке, отойдя немного от железнодорожного полотна.
Минут пять шли они по дну овражка, который затем сворачивал в сторону селения. Когда-то здесь бежала неглубокая речка, она пересохла, от нее остался лишь светлый песчаный след.
Настроение у всех было подавленное. Илья, обычно говорливый и веселый, молча брел сзади, отставая и спотыкаясь.
— Возьми себя в руки, Илья, — сказал Тимоха. — Впереди, знаешь, еще много такого…
Кивнув, Илья не ответил.
Прошли еще немного по оврагу, глубина которого здесь была чуть больше человеческого роста. Тимоха поднялся наверх.
Стояла тишина. Только далекий лай собак доносило ветром из поселка. Тимоха вглядывался в сероватую даль, решая, стоит ли подходить близко к селению. Постепенно светлело.
— Я думаю, не в ту сторону мы подались. Не угадали в темноте, — раздался рядом голос Степана, неслышно приблизившегося к Тимохе. — Вон туда посмотри! — Степан показал рукой в противоположную от селения сторону, где за железной дорогой темнела гора, вся поросшая лесом.
— Лес! — воскликнул Тимоха.
— То-то. А тут же голое место: переловят как щенят.
Теперь уже хорошо было видно, что лес не только покрывает всю гору, но тянется дальше, к востоку, подходя почти вплотную к железной дороге.
Не теряя времени, они повернули обратно и вскоре пересекли железнодорожное полотно. Спустя четверть часа вошли в лес.
Прошел день, другой. Забравшись в глубь леса, они двигались то на север, то на восток, ориентируясь по солнцу, по северной стороне деревьев, покрытой мхом, по звездам. Шли осторожно, стараясь не приближаться к изредка попадавшимся по пути лесным хуторам.
К концу третьего дня, измучившись, изголодавшись, решили подойти к небольшому хутору. Оставив друзей в кустарнике на опушке леса, Тимоха пошел в село один. В огороде у крайнего домика он увидел пожилую женщину и, убедившись, что она одна, заговорил с пей.
Женщина недоверчиво смотрела на Тимоху, грязного, заросшего. На вопросы отвечала односложно, неохотно. О партизанах ничего не знала или просто не хотела говорить. Сказала только, что немцев в хуторе нет, но были полицаи, — это единственное, чего смог добиться от нее Тимоха. Правда, она дала ему хлеба и картофельных лепешек.
От хутора они не ушли, а решили переночевать поблизости. На следующий день опять попытались порасспросить женщину о партизанах, но женщина упорно отмалчивалась, однако снова накормила их. Прощаясь, Тимоха сказал:
— Вы, мамаша, все же шепнули бы про нас хорошим людям… Пропадаем…
Потеряв надежду найти партизан, Тимоха и его товарищи собрались уже отправиться дальше, как вдруг под вечер увидели подводу на лесной дороге. Рядом с подводой шел, держа вожжи, пожилой мужчина в картузе, старом пиджаке, сапогах. Подвода ехала в лес.
Все трое притаились в кустарнике, наблюдая за ней. Мужчина спокойно шагал, тяжело ступая по траве, и, дойдя до поворота, остановился, кого-то, видно, поджидая.
Жадно следивший за ним Тимоха неожиданно услышал сзади шорох и резко обернулся: в двух шагах стояли трое парней с автоматами.
— Руки вверх! Быстрее! — крикнул парень в кубанке набекрень.
— Кто такие? — спросил другой.
Тимоха не спешил отвечать. «Не полицаи ли? — мелькнула мысль. — Или партизаны? Тетка сообщила…» Однако из осторожности продолжал молчать.
— Ну? Как сюда попали?
— Может, это фрицы? Не понимают…
— Пойму-ут! — уверенно сказал тот, что в кубанке. — Отведем их куда следует, там разберутся!
…Около четырех месяцев воевал Тимоха в партизанском отряде. Без него не обходилась ни одна операция. Однажды во время вылазки он был тяжело ранен в бедро. Самолетом его перебросили через линию фронта в госпиталь, а когда он выписался, стал разыскивать свою часть. С большим трудом добился Тимоха, чтобы его направили на фронт, в ту же эскадрилью, где он воевал раньше, где остались его боевые друзья. Тимоху радостно встретили летчики, но Леки среди них уже не было…
ВИКТОР
На этот раз Виктору предстоял долгий полет во вражеский тыл к партизанам.
— Учтите, Ганченко, посадочная площадка очень мала: обычная поляна в лесу. Планер приземлиться может, а уж самолет никак. Сесть-то, пожалуй, сядет, а вот взлететь — гиблое дело. Ясно?
Командир полка десантных планеров говорил не торопясь, глядя в упор на Виктора.
— Понятно, товарищ полковник.
— Да и груз у вас опасный — взрывчатка, — продолжал он. — Главное — точный расчет и мягкая посадка.
— Постараюсь. Не подведу.
— Который это у вас вылет?
— Пятый, — ответил Виктор и поспешно добавил, опасаясь, как бы командир не передумал посылать его: — Я уже привык — ночью вижу, как кошка, даже лучше!
Он улыбнулся, но полковник остался серьезным.
— Придется, Ганченко, погостить вам немного у партизан. Только не лезьте на рожон. Ну, а планер… Планер придется уничтожить.
Виктор знал, что если на площадке может сесть только планер, а для самолета-буксировщика она мала, то судьба планера предрешена: после посадки его уничтожают. Трудно с этим мириться, но другого выхода нет — планер, не имеющий мотора, сам подняться в воздух не может. В таких случаях летчик остается у партизан, пока не появится возможность улететь обратно в свой полк.
Вылет был назначен на одиннадцать вечера. В темноте Виктор поднял в воздух тяжелый планер, нагруженный ящиками с патронами и динамитом. Самолет-буксировщик, к которому на тросе был прицеплен планер, взял курс на запад.
Маршрут полета был выбран так, чтобы обойти укрепленные районы с прожекторами и зенитками, и все-таки после пересечения линии фронта самолет и планер попали под обстрел.
Услышав звук мотора, немцы немедленно включили прожекторы. Длинные лучи заскользили по небу и вскоре обнаружили самолет, а вместе с ним и планер. В кабине стало светло. Виктор чертыхнулся и крепче сжал ручку управления. Свет прожекторов бил в лицо, Виктор старался не смотреть на ослепительно яркие зеркала внизу, напряженно следил за самолетом, угадывая его движения, чтобы моментально отреагировать на любой маневр. Освещенный самолет летел, меняя курс, уклоняясь от лучей, но они цепко держали его в перекрестье: с планером на прицепе летчику трудно было маневрировать.
Раздался сухой треск… Еще… Громыхнуло совсем близко…
Зенитные снаряды рвались справа, слева, выше. Виктор почувствовал, как застучало в висках. Стало вдруг нестерпимо жарко — вспотела спина, ладони стали влажными… Один маленький осколок в динамит — и конец…
Опытный летчик уводил самолет в сторону от обстрела. Вот зенитки стали стрелять реже, отключились один за другим прожекторы. Виктор вытер рукавом потный лоб и с облегчением вздохнул, сказав сам себе: «Все в порядке, Ганченко! Привыкай, черт возьми! Ты сам хотел этого. Долго ты боролся, чтобы обрести крылья, и вот теперь, когда Родина поручила тебе…» Тут он вспомнил Тимоху, который вдруг сурово глянул на него сквозь годы. Сколько лет прошло с тех пор? Четыре? Да, Тимоха сейчас непременно бы нахмурился и осуждающе произнес: «А если без патетики!»
Улыбнувшись, Виктор пожалел, что нет рядом его друга, — жизнь давно разбросала друзей в разные стороны, и где теперь Тимоха, он не знал. Недавно пришло письмо от Вали Чугариной — случайно, от знакомого летчика она узнала адрес Виктора. Валя писала, что стремится на фронт и обязательно добьется своего, а пока летает в аэроклубе инструктором, учит курсантов.
За год до начала войны Виктора призвали в армию. Оп просился в авиацию, но попал в пехоту. Его друзья по планерке, в том числе Тимоха, уже были приняты в военные летные училища, и только для Виктора, которого даже в аэроклуб не приняли из-за того, что на левой руке не разгибался палец, авиация осталась мечтой. И чем недосягаемее становилась эта мечта, тем сильнее одолевало его желание летать.
В пехоте Виктор, рядовой красноармеец, делал бесконечные попытки хоть как-нибудь приблизиться к авиации, но самое большое, чего он смог добиться, — охранять самолеты на аэродроме. Проходя мимо самолета, он любил прикоснуться к прохладной обшивке крыла, провести рукой по гладкой поверхности, даже обратиться к самолету, как к живому, с ласковыми словами. С завистью смотрел Виктор, как летчики, приехав на аэродром, расходились по стоянкам, выруливали на старт свои «чайки», как, совершив тренировочный полет, возвращались на землю, обсуждали ошибки, делились впечатлениями. Иногда ему казалось, что и он там, среди них…
Воинскую часть, в которой служил Виктор, перебросили на запад, ближе к границе. Проводились большие маневры, в которых должна была участвовать и авиация. Как обычно, к самолетам выставили часовых, и Виктору досталось дежурить в ночную смену. Он ходил с винтовкой, охраняя аэродром, изредка переговариваясь со своим соседом, рыжим Петькой. Очень хотелось спать, и Виктор, чтобы перебороть сон, начал тихонько напевать. Петька, стеснительный деревенский парень, услышав, как поет Виктор, с восхищением повторял:
